Недавно онлайн-издание The Verge взяло интервью у Криса Диксона ― инвестора и генерального партнера венчурной компании Andreessen Horowitz. В 2021 году он возглавил «список Мидаса» ― ежегодный рейтинг 100 самых успешных венчурных инвесторов мира по версии Forbes.
Крис поделился своими мыслями по поводу дальнейшего развития web3, рассказал о потенциале NFT и предрек неизбежный крах пяти крупнейших интернет-монополистов.
Наши постоянные слушатели знают о том, что я довольно скептически отношусь к криптовалютам. Но мне бы хотелось, чтобы мой скептицизм был основан на объективности и непредвзятости. Именно поэтому я и говорю с реальными инвесторами в криптовалютные стартапы и технологии. В криптовалюту вкладывается много денег и усилий ― как в буквальном, так и переносном смысле. И я думаю, что вопросы здесь столь же важны и уместны сколь и ответы на них.
Крис Диксон возглавляет направление криптоинвестиций в известной венчурной компании Andreessen Horowitz (или a16z), базирующейся в Кремниевой долине. Он также занимается проведением раундов финансирования для компании Coinbase, год назад осуществившей IPO, маркетплейса OpenSea, торгующего NFT, фирмы Yuga Labs, которая создала коллекцию Bored Ape Yacht Club, а также многих других компаний.
Кроме того, он является активным пользователем Twitter, где регулярно публикует пространные посты о криптовалютах и web3. Параллельно с этим он еще и один из крупнейших инвесторов в криптовалюты и их страстный фанат.
С Крисом Диксоном беседовал Нилай Пател.
Добро пожаловать в Decoder.
Спасибо за приглашение.
Как структурирована компания Andreessen Horowitz?
Отличный вопрос. За последние годы компания сильно изменилась. На момент моего прихода в 2013 году это была традиционная венчурная фирма с группой инвесторов, которых мы называем генеральными партнерами. Отличительной особенностью нашей фирмы является наличие операционных команд, задача которых состоит в поддержке наших портфельных компаний. Эта новаторская идея принадлежала основателям компании Бену Хоровицу и Марку Андреессену. В прошлом они оба были предпринимателями, поэтому им хотелось, чтобы их венчурные компании не просто совершали инвестиции и предоставляли консультации, но и расширяли свою сеть, устанавливали контакты, нанимали сотрудников и так далее.
Свою компанию они построили с учетом именно этого. За последние несколько лет мы поняли, что web3 сильно отличается от других областей. Например, у нас есть фонд, инвестирующий в сферы биологии и здравоохранения. Мы также занимаемся FinTech и корпоративным ПО. Для всего этого требуются специалисты в различных областях знаний, а также различные сети компаний. За последние несколько лет мы выделили несколько отдельных направлений деятельности. Поэтому я, будучи сотрудником компании, одновременно управляю ее автономным подразделением.
Сейчас в криптовалютном отделе web3 работает около 60 человек. Это довольно много, и за последние несколько лет он сильно разросся. Из этих 60 человек около 15 входят в инвестиционную команду. Я являюсь одним из четырех генеральных партнеров, которые возглавляют направление инвестиций. У нас есть 10 младших сотрудников, которые оказывают нам поддержку. Остальные 45 человек входят в операционную команду. Их задача заключается в том, чтобы помогать нашим компаниям во всем, начиная с подбора талантливых специалистов или развития бизнеса и заканчивая R&D.
У нас есть команда, которая помогает нам решать текущие операционные вопросы, а также команда, занимающаяся маркетинговыми коммуникациями. Безопасность ― большая проблема в этой сфере. Поэтому у нас также есть команда из пяти человек, которая занимается аудитом смарт-контрактов. Недавно к нам присоединился Сонал Чокши ― человек, который создал подкасты фирмы. С его помощью мы планируем серьезно усилить нашу работу в данном направлении.
Коммерческая сторона для нас не самое главное. Мы используем ее для популяризации нашей деятельности и разъяснения сложных концепций. Наша основная деятельность заключается в двух вещах: мы встречаемся с предпринимателями и проводим инвестиции, а затем работаем с ними и помогаем им.
Вы сказали, что у вас есть четыре генеральных партнера и несколько миллиардов долларов для инвестирования в криптовалютные стартапы. Сколько именно?
Последний раз эта сумма составляла $2,2 млрд. Сейчас это около $3 млрд.
Откуда берутся эти деньги?
Нашими ограниченными партнерами (LP) являются все, начиная от университетских эндаументов и заканчивая некоммерческими фондами. Для тех, кто не знает, университеты и некоммерческие организации организованы следующим образом: есть люди, которые выдают деньги, и есть те, кто их инвестирует. Мы общаемся со второй категорией. Иногда это состоятельные друзья или успешные предприниматели. То есть различные группы людей.
Венчурный капитал, или, как его еще часто называют, Йельская модель, возник как явление около 40–50 лет назад. Дэвид Свенсен, который управлял эндаументом Йельского университета, понял, что у их капитала долгосрочный временной горизонт ― ведь университеты работают десятилетиями, а иногда и столетиями. Университет покидали талантливые студенты, которые впоследствии создавали успешные компании. И вот руководство Йеля подумало: «А может, взять этот капитал и отдать его тем, у кого также имеется долгосрочный временной горизонт?»
Если вы инвестируете в венчурный стартап, то на прибыль можете рассчитывать лишь по прошествии 10–15 лет. Поэтому у вас должен быть большой временной горизонт. Вот так и появилась индустрия венчурного капитала ― симбиоз долгосрочных источников капитала и компаний с долгосрочным временным горизонтом.
У вас есть долгосрочные источники капитала и есть основатели, у которых временной горизонт исчисляется десятилетиями. Вы же ― венчурный капиталист, который находится между ними. Как вы принимаете решения? Это мой любимый вопрос.
На мой взгляд, самая распространенная ошибка при инвестировании в венчурный капитал ― это принятие коллективных решений. Группа людей, собравшихся вместе в силу различных политических, экономических или даже социальных причин, должна прийти к консенсусу относительно целесообразности инвестирования. Мой личный опыт говорит о том, что инвестиции в стартап оправданы лишь тогда, когда учитывается простое правило: у стартапов всегда есть один большой плюс и множество минусов.
Такова природа стартапов. С ними всегда что-то происходит, при этом совсем не так, как это должно быть. Но у удачных стартапов есть одно магическое свойство: они способны совершить невероятный технологический прорыв. У них также есть особое понимание рынка, благодаря чему они могут создать продукт, который всем придется по душе. И примеров тому множество.
Все мы хорошо знакомы с Twitter. Давайте вернемся на 10 лет назад и поговорим о продукте, который тогда часто приводили в качестве примера. Речь идет о Twitter Fail Whale. На тот момент он демонстрировал уверенный рост, но затем сменилось руководство компании и возник вопрос: «Какой будет наша бизнес-модель дальше?» Представьте себе, как в этом коллективном органе люди хватались за головы и восклицали: «Боже мой, я не знаю, как нам прийти к консенсусу!»
Мой личный опыт и модель работы нашей компании заключается в том, что должен быть один человек, принимающий все решения. Один из генеральных партнеров совершает инвестиции, а все остальные активно обсуждают его действия. На мой взгляд, это очень важно ― ведь нам всем нужно докопаться до истины и не строить иллюзий. Я считаю, что лучше доверить принятие решение отдельным людям, которые отлично разбираются в сути вопроса, чем делать это коллективно.
Принятие коллективных решений это 100%-я гарантия провала в венчурном капитале. Я не большой эксперт в других сферах инвестирования, но предполагаю, что там такая же ситуация. То же самое можно сказать о менеджменте и рекрутинге. Это как в фильме «11 лучших друзей Оушэна», в котором кто-то был пиротехником, кто-то мастером боевых искусств и так далее. Если вы попытаетесь найти универсала во всех областях знаний, то неизбежно столкнетесь с тем, что вам придется собирать группу людей. И тогда вы скажете: «Мне нужно было искать специалиста в каждой области с самого начала».
Заметьте, вы только что создали метафору, в которой вы выступаете в роли Джорджа Клуни.
Джорджа Клуни или Брэда Питта.
При этой модели компании, обладающие значительными финансовыми ресурсами, предоставляют вам крупную сумму денег для поиска основателей стартапа. Как Andreessen Horowitz зарабатывает деньги?
То, о чем я сейчас расскажу, является стандартным венчурным капиталом. У нас есть так называемый carry, то есть процент от прибыли. Мы все получаем зарплату, но это небольшие деньги для такого бизнеса. Их можно использовать разве что для покрытия счетов и других мелких расходов ― но не более того.
Допустим, кто-то дает вам $1 млрд. Вы должны вернуть этот миллиард, прежде чем вы получите хоть какую-то прибыль. Вы также должны вернуть деньги на зарплату, аренду и прочие расходы. Полностью. И только после этого вы оставляете себе процент от прибыли. Так это работает со всем венчурным капиталом.
В хедж-фондах все по-другому. Там есть так называемый mark to market. Фактически хедж-фонды могут не возвращать деньги, имея прибыль на бумаге и получая с нее доход. Мне нравится, как работают венчурные фонды. Для меня это как стартап. Все очень просто. Вы даете нам деньги, а я ничего не беру, пока полностью не верну каждый доллар, который я взял. А уже потом с прибыли я что-то беру себе. Это очень простая и эффективная модель, при которой ваши действия синхронизированы с действиями инвесторов. Это практически золотой стандарт для всей отрасли.
Давайте поговорим более конкретно. Как зарабатывает деньги генеральный партнер? Например, вы?
По сути, у нас есть тот пул денег, о котором я только что говорил. Их мы и распределяем между членами нашей команды. Всего их 62, и все они получают определенный процент с этой суммы. Его размер зависит от стажа работы и прочих подобных вещей.
Замечательно. С важными блиц-вопросами, которые я хотел задать, все. Теперь давайте поговорим о web3. Andreessen Horowitz отвечает за огромные суммы денег, инвестируемых в web3. Вы же являетесь одним из тех, кто принимает решения единолично. То есть вы несете персональную ответственность за бОльшую часть этих денег. Попробуйте дать определение web3. Думаю, это важно.
Для меня история web3 делится на три отдельных эпохи. Первую из них, которую мы называем web1, я отношу к периоду 1990–2005 годов. Ключевая особенность web1 была в том, что основной рабочей платформой тогда были сеть или электронная почта. Еще до 1990 года существовали открытые протоколы, разработанные правительством и научными кругами. По целому ряду причин они стали основными протоколами раннего интернета. И это было очень правильно. В первую очередь это было полезно для инноваций и предпринимательства. Если вы занимались малым бизнесом или были творческим человеком/предпринимателем (как Ларри и Сергей, например), то в 1990-х годах вы создавали сайт. У вас появилась своя аудитория, причем самая настоящая.
В один прекрасный день Twitter, Facebook или Apple могут сказать: «Я хочу изменить алгоритм. Я собираюсь уменьшить охват вашей аудитории». Каждый, кто когда-либо осуществлял проект на основе социальных сетей, сталкивался с проблемой снижения охвата аудитории. Таковы их законы. Существует так называемый take rate, при котором Apple, например, берет 30%. И его размер не может меняться. Просто правила такие. В интернете тоже есть свои правила ― нельзя размещать незаконный контент, иначе его удалят, DMCA, авторские права и все такое. Но это правила, созданные в результате демократических и законодательных процессов. Возможно, есть ограничения, но я думаю, они были приняты правильным образом.
Затем появился web2. Это период с 2005 по 2020 год. Я был вовлечен в некоторые из этих процессов, и, думаю, вы видели некоторые из них. Я говорю о раннем RSS, ранних социальных сетях и обо всем остальном. Это было действительно потрясающее время. Тогда люди начали понимать, что веб-сайты могут быть не только потребительскими. Вы сами могли принимать в этом участие. Вместо того чтобы просто читать New York Times, вы могли создать сайт типа Facebook, Blogger, Twitter или Tumblr, где любой мог стать творцом новостей.
Это было время зарождения социальных сетей. Появился YouTube, где каждый мог стать телеведущим. Появились мобильные телефоны, и миллиарды людей могли набирать на них тексты, читать «Википедию» или смотреть YouTube. Было много положительных моментов. Но я думаю, что у web2 был были и минусы: мы фактически передали власть над интернетом пяти компаниям.
Открытые протоколы все еще существуют. Вы по-прежнему можете свободно посещать сайты. Но при этом фактическая власть и бОльшая часть денег находятся в руках Apple, Facebook, Amazon, Google, Twitter и энного количества мелких компаний.
Назову одну из причин, по которой я занялся web3. Когда Twitter изменил свой API в 2011 году, возникло множество стартапов. Многие из моих друзей тоже создали Twitter-стартапы в 2009–2010 годах. В качестве примера можно назвать Tweety, TweetDeck и всевозможные API-сервисы. Была одна венчурная фирма, которая занималась Twitter-приложениями. Люди воспринимали Twitter как новый веб, некую новую платформу. Но вскоре всем им был преподан суровый урок. У Twitter долго не было своего клиентского ПО, и в какой-то момент они сказали: «Эй, мы хотим все контролировать. Мы собираемся завести свое клиентское ПО. Создать свою модель, основанную на рекламе. Поэтому мы меняем свой API». И после этого вся индустрия мгновенно пришла в упадок. То же самое произошло и с Facebook.
Лично на меня это произвело сильное впечатление. Я осознал, что раньше мы создавали платформенные сервисы как протоколы. Теперь же они создаются в виде компаний. Когда я впервые увидел биткоин, меня меньше всего интересовали финансовые аспекты. Я подумал о том, что с точки зрения программной архитектуры это действительно интересный продукт. На мой взгляд, если web3 будет работать правильно ― и если нам удастся все сделать правильно ― то он воплотит в себе лучшее, что есть в web1 и web2. В web2 нас привлекает расширенная функциональность, удобные пользовательские интерфейсы, возможность читать и писать в процессе общения, а также потреблять и публиковать контент. В web1 нам нравится предсказуемость, надежность и нейтральность протоколов. Очень важно, чтобы у творческих людей, предприятий и стартапов была возможность напрямую обращаться к аудитории и взаимодействовать с ней без посредников в виде алгоритмов и рекламы.
Здесь мы имеем дело с четырьмя концепциями. Вы говорили о протоколах. Их следует воспринимать на разных уровнях. И речь не идет только о замене SSL или TCP/IP, то есть протоколов транспортного уровня. Нет, с ними и так все хорошо.
Если речь идет об электронной почте, то это HTTPS и SMTP (или IMAP). Это протоколы, на основе которых люди могут создавать веб-сайты и почтовые сервисы, запускать серверы и общаться с аудиторией.
Мы и другие предприниматели сейчас инвестируем в протоколы, аналогичные SMTP. Кроме электронной почты они также будут поддерживать Twitter или Discord. Подобного типа протоколы позволяют создавать сервисы подобные SMTP. А это открытый протокол, который никто не контролирует. Предстоит еще многое сделать на клиентском уровне с Gmail, Outlook или Superhuman. Представьте себе мир, где у вас есть протокол, похожий на SMTP, но для Discord или Twitter. А потом представьте себе, что у вас есть множество клиентов, которые работают так же, как и вы, с электронной почтой. Я думаю, это был бы значительный шаг вперед для интернета.
Это еще один уровень, который условно можно назвать «давайте создадим новую технологию». Это может быть блокчейн, а может быть и что-то другое. Mastodon уже существует, но это протокол Twitter, который не имеет отношения к блокчейну.
Да, но он не стал настолько популярным. Почему? Я бы сказал, что во многом это связано с отсутствием центрального пространства имен. Использовать Mastodon можно так же, как и RSS. Но на Mastodon использовать cdixon не получится ― вы сами являетесь cdixon на сервере. Twitter стал лидером, поскольку в отличие от RSS, у него есть глобальное пространство имен. Проблема с RSS и Mastodon заключается в том, что сейчас в интернете нет общедоступной базы данных. Также нет пространства, где их можно хранить. Вот почему большие компании быстро сориентировались и сказали: «Мы предлагаем вам хранить их у нас». Став хранителями данных, они, по сути, монополизировали сетевое пространство.
Блокчейн можно представить себе как базу данных, принадлежащую интернет-сообществу. DNS и блокчейн ― единственные примеры того, как базами данных владеет интернет-сообщество, а не частные компании. Еще можно назвать «Википедию, которая является некоммерческой организацией. Конечно, у нее есть свои проблемы с программной архитектурой, но мне она очень нравится.
Если мы используем новые технологии типа блокчейна, то вполне сможем превратить Mastodon или RSS в Twitter или Facebook.
Мы говорили о протоколах. Я могу спорить о деталях, но я согласен с тем, что гигантская глобальная база данных, которой может доверять каждый, это замечательная концепция. Также здесь есть то, о чем вы уже говорили, а именно привлечение пользователей и монетизация контента. Мне кажется, это совершенно не связано с конкретным протоколом. Допустим, я снял видеоролик и хочу, чтобы его посмотрели другие люди. Сам по себе Ethereum ― гигантская распределенная база данных, которой может воспользоваться любой желающий ― не поможет мне этого сделать. А вот агрегатор аудитории типа YouTube ― сможет. Кроме этого, я могу разместить на автобусах призывы посмотреть мое видео. И это тоже будут вполне рабочие варианты.
Я рассматриваю социальные сети в двух плоскостях. С их помощью вы можете заниматься дистрибуцией, а можете и монетизировать свой контент. В случае с YouTube или Spotify речь идет как о привлечении аудитории, так и о ее монетизации. В web2 эти две вещи объединены. Сейчас появилась очень интересная возможность «отвязать» их друг от друга.
Например, музыка. Это действительно интересная область, и нас есть там целый ряд инвестиций. Например, Royal и Sound.xyz. Оба этих сайта позволяют музыкантам создавать NFT и другие новые виды цифровых объектов, которые смогут использовать их коллеги. NFT это как цифровая обложка альбома, которая дает вам целый ряд преимуществ. Например, доступ к закулисной жизни в Discord и другие возможности членства. Sound.xyz существует уже три месяца и каждый день там появляются по два дропа. Это не очень известные музыканты, но мы посмотрим, что будет дальше. За три прошедших месяца было продано дропов на сумму $10 тис. за единицу.
«Большинство музыкантов до COVID-19 зарабатывали бОльшую часть своих денег в офлайне ― на мерче и гастролях»
Сейчас музыкант оставляет себе 95% прибыли, и это уже огромный прогресс. Сравните это со Spotify, который заявляет о том, что у них на сайте зарегистрировано 8 млн музыкантов. Из них только 14 тыс. зарабатывают $50 тыс. или больше в год. Остальные зарабатывают меньше. Поговорите с ними, и они вам расскажут, что потоковое вещание ― не самый лучший для них вариант заработка. Если, конечно, вы не мегазвезда. На самом деле, большинство музыкантов до COVID-19 зарабатывали бОльшую часть своих денег в офлайне ― на мерче и гастролях. Почему? Потому что не было гигантского посредника между ними и их аудиторией в виде web2.
Я не утверждаю, что NFT — волшебная палочка, с помощью которой можно будет изменить поведение человека. Это скорее способ для творческих людей обратиться напрямую к своей аудитории и обойти алгоритмические рекламные каналы. Пока что результаты действительно многообещающие, и я думаю, что скоро мы увидим много новых вариантов монетизации для творческих людей. Важный момент ― это не дистрибуция. Воспринимайте это как аналог Substack: многие люди создают свою аудиторию в Twitter, но затем они будут монетизировать ее на Substack. Я думаю, что для творческих людей это было бы настоящей находкой.
Я знаю многих из них, и я понимаю, о чем идет речь. У нас на шоу недавно был Стив Аоки. Он занимается NFT именно по указанным причинам. Стив известный парень. Он может просто написать в Twitter: «Я сделал NFT», — и люди купят его. При этом музыкант, не зарабатывающий на Spotify, но уже достигший определенного успеха, может зайти на один из ваших сервисов, выложить NFT и оказаться в длинной очереди своих коллег, которые не зарабатывает денег.
Я не могу сейчас доказать что-то. Но я верю в успех. Это шанс наконец-то реализовать видение, которое я называю «1000 настоящих фанатов». У Кевина Келли есть знаменитая запись в блоге, сделанная в 2002 году. Он говорит о такой замечательной вещи, как интернет. Для людей вроде меня, которые стояли у истоков интернета, это всегда было мечтой. Теперь у нас будет кто-то, кто будет заниматься нишевой деятельностью, то есть тем, что не нравится большинству людей. Но есть 1000 человек, которым это действительно нравится и которые готовы покупать книги и ходить на презентации.
С web2 такого не произошло из-за самой природы существующих бизнес-моделей. Они нацелены на максимальное получение прибыли. Facebook намеренно позволяет вам создать большой органический охват, а затем меняет алгоритм, чтобы его снизить и заставить вас платить. Это невероятно сложные машины для извлечения денег. Именно поэтому они настолько прибыльны и успешны.
Я понимаю вашу критику в адрес Facebook. Но я бы хотел вернуться к NFT и блокчейну как технологии. Если я музыкант, который производит NFT и выставляет его на Royal, есть ли у меня гарантия, что я что-нибудь продам? Ведь сама по себе технология этого не гарантирует.
У вас должна быть своя аудитория. Например, мы являемся инвесторами OpenSea, а у них около 400 тыс. пользователей. В прошлом месяце их продажи составили от $3 млрд до $4 млрд. На сайтах типа Sound.xyz продажи могут быть по $10 тыс., но при этом они продадут всего 30 или 40 NFT в каждом дропе. Та же ситуация и с видеоиграми ― их создатели зарабатывают большую часть денег на ярых фанатах. Я не говорю о том, что у вас не может быть фанатов вообще ― их просто может быть гораздо меньше. Кому-то нравится Fortnite, например. Я же потратил много денег на Clash Royale, потому что мне нравится эта игра. Наверное, я один из тех лохов, которые спускают все свои деньги в Clash Royale. Если вы пообщаетесь с представителями этих компаний, то вам скажут, что 99% их игроков ничего не платят. Платит лишь 1%, то есть те, кто любит игру и платит много. Ту же самую модель используем и мы.
Одна из наших инвестиций называется Foundation. Советую вам почитать об этом на сайте Foundation.app. По большому счету это NFT-сайт, ориентированный на художников. Я сам купил там несколько NFT у художника с ником Sparth. Когда я увидел его работы, я подумал: «Это выглядит так круто и так знакомо». Оказалось, что он делал графику для игры Halo, но его имя так и не появилось на коробке. Он просто не получает процента с продаж. Поэтому он пришел в Foundation и продает NFT.
«Это изящная смесь меценатства, фэндома и коллекционирования, которая не могла появиться раньше»
Я не общаюсь с дизайнерами Halo. Я фанат этой игры, но моя основная деятельность связана с венчурным капиталом. Здорово, что он пишет мне в DM. Мы общаемся. Недавно он прислал мне свою книгу. Это изящная смесь меценатства, фэндома и коллекционирования. Раньше такое было бы просто немыслимо. С финансовой точки зрения он не нуждается в большом количестве покупателей вроде меня. На самом деле, он зарабатывает не так уж много благодаря мне. К сожалению, доходы в web2 все еще очень невелики и с этим нужно что-то делать.
Мы собираемся создать дэшборд, чтобы показать, как это работает. Я почти уверен, что продажи NFT в этом году превысят доходы творческих людей, полученные с помощью web2. Facebook и Instagram платят нулевую rev share. Все свои деньги они зарабатывают на рекламе. Сколько из этих денег получают сами создатели?
Продолжение следует…